Colloquium 15

[_Swetlana]

Коллоквиум взят hīc

Аудио Colloquium 15 - L. Amadeus Ranierius

plōrāns, plōrantis – плачущий
clāmor, clāmōris – кричащий



COLLOQUIUM QUĪNTUM DECIMUM
Persōnae: Marcus, Iūlia, Aemilia, Iūlius, servī

Post merīdiem Mārcus in hortō ambulāns Iūliam inter rosās sedentem videt. Puella quiēta est neque canit.
Frāter apud sorōrem cōnsīdit eamque interrogat: "Cūr tam quiēta es, Iūlia, neque canis?"
Iūlia: "Nōn canō, quia trīstis sum."
Mārcus: "Quid trīstis es? Nōnne rosae tē dēlectant?"
Mārcus Iūliae rosās pulchrās mōnstrat, neque ea rosās aspicit. In oculīs puellae lacrimae sunt. Mārcus eam lacrimāre videt.
Mārcus: "Quid est, Iūlia? Quid plōrās?"
Iūlia: "Nōn plōrō. Lacrimō quod pullī sunt mortuī. Ecce pullī."
Iūlia nīdum ē rosīs sūmit et frātrī ostendit. In nīdō sunt quattuor pullī mortuī.
Mārcus tacitus pullōs aspicit, tum rīdēre incipit: "Hahaha!"
Iūlia: "Quid rīdēs, Mārce?"
Mārcus: "Rīdeō, quod pullī foedī sunt!"
Iūlia: "Fōrmōsī sunt pullī mortuī. Cūr tū eōs foedōs esse putās?"
Mārcus: "Aspice, Iūlia: corpora eōrum sunt nūda et sordida, colla nimis longa, ālae nimis brevēs. Nihil foedius est quam pullus mortuus!"
Haec verba audiēns Iūlia plōrāre incipit atque mātrem vocat: "Uhuhū! Mamma!"
Mārcus rīdēns ā sorōre plōrante discēdit.
Aemilia accurrit et Iūliam oculōs tergēre ac laetam esse iubet: "Tergē oculōs, Iūlia! Es laeta! Quid manū tenēs?"
"Nīdum cum pullīs teneō" inquit Iūlia, et matrī nīdum et pullōs ostendit.
Aemilia nīdum aspiciēns "At mortuī sunt pullī!" inquit, "Cūr eōs pullōs foedōs nōn relinquis et mēcum venīs in vīllam?"
Haec verba audiēns Iūlia rūrsus plōrāre incipit.
Aemilia: "Dēsine plōrāre, Iūlia! Venī in cubiculum! Fessa es."
Iūlia exclāmat: "Nōn sum fessa! Nōn sum fessa!" sed māter manum eius capit et eam sēcum in vīllam dūcit.
Nīdus ad terram cadit. Quattuor pullī mortuī in herbā iacent.

Iam Iūlia quiēta in lectulō suō dormit. Servī autem quiētī nōn sunt, sed canunt et rīdent, quia dominum nōn vident; servī enim dominum sevērum ā vīllā abesse putant.
Sed Iūlius, quī in peristȳlō est, servōs canere et rīdēre audit eōsque quiētōs esse iubet: "Este quiētī, servī! Cūr canitis et rīdētis, dum Iūlia dormit?"
Respondent servī: "Canimus et rīdēmus quia laetī sumus. Nōnne tū canis et rīdēs cum laetus es?"
Dominus īrātus magnā vōce clāmat: "Tacēte!!! Ego dominus sum, vōs servī estis! Iūlia dormit."
Puella dormiēns clāmōre patris excitatur. Iūlia ē lectō surgit atque ē cubiculō exit.
Iūlius fīliam suam venīre videt eamque interrogat: "Quid nōn dormīs, Iūlia?"
Iūlia: "Nōn dormiō, quod tē clāmāre audiō; itaque nōn possum dormīre. Cūr clāmās, pater?"
Iūlius: "Ego servōs clāmantēs tacēre iubeō. Nōnne servōs improbōs clāmāre audīs?"

[_Swetlana]

[_Swetlana]

COLLOQUIUM QUĪNTUM DECIMUM – ДИАЛОГ ПЯТНАДЦАТЫЙ
Persōnae: Marcus, Iūlia, Aemilia, Iūlius, servī – Действующие лица: Марк, Юлия, Эмилия, Юлий, рабы

Post merīdiem Mārcus in hortō ambulāns Iūliam inter rosās sedentem videt. Puella quiēta est neque canit. – После полудня Марк, гуляя в саду, видит Юлию среди роз.
Frāter apud sorōrem cōnsīdit eamque interrogat: "Cūr tam quiēta es, Iūlia, neque canis?" – Брат останавливается возле сесты и спрашивает её: «Почему ты такая тихая тихая, Юлия, почему не поёшь?»
Iūlia: "Nōn canō, quia trīstis sum." – Ю: «Не пою, потому что я печальна».
Mārcus: "Quid trīstis es? Nōnne rosae tē dēlectant?" – М: «Почему ты печальна? Разве розы тебя не услаждают?»
Mārcus Iūliae rosās pulchrās mōnstrat, neque ea rosās aspicit. In oculīs puellae lacrimae sunt. Mārcus eam lacrimāre videt. – Марк указывает Юлии на красивые розы, но она не смотрит на розы. В глазах девочки слёзы. Марк видит, что она плачет.
Mārcus: "Quid est, Iūlia? Quid plōrās?" – М: «Что такое, Юлия? Почему ты рыдаешь?»
Iūlia: "Nōn plōrō. Lacrimō quod pullī sunt mortuī. Ecce pullī." – Юлия: «Не рыдаю. Плачу, потому птенцы мертвы. Вот птенцы».
Iūlia nīdum ē rosīs sūmit et frātrī ostendit. In nīdō sunt quattuor pullī mortuī. – Юлия берёт из роз гнездо и показывает брату. В гнезде четыре мёртвых птенца.
Mārcus tacitus pullōs aspicit, tum rīdēre incipit: "Hahaha!" – Марк молча смотрит на птенцов, затем начинает смеяться: «Хахаха!»
Iūlia: "Quid rīdēs, Mārce?" – Юлия: «Почему смеёшься, Марк?»
Mārcus: "Rīdeō, quod pullī foedī sunt!" – Марк: «смеёсь, потому что птенцы безобразны!»
Iūlia: "Fōrmōsī sunt pullī mortuī. Cūr tū eōs foedōs esse putās?" – Юлия: «Красивы мёртвые птенцы. Почему ты считаешь их безобразными?»
Mārcus: "Aspice, Iūlia: corpora eōrum sunt nūda et sordida, colla nimis longa, ālae nimis brevēs. Nihil foedius est quam pullus mortuus!" – М: «Смотри, Юлия: тела их голые и грязные, шея слишком длинная, крылья слишком короткие. Нет ничено безобразнее, чем  мёртвый птенец!»
Haec verba audiēns Iūlia plōrāre incipit atque mātrem vocat: "Uhuhū! Mamma!" – Слыша эти слова, Юлия начинает рыдать и зовёт мать: «Охохо! Мама!»
Mārcus rīdēns ā sorōre plōrante discēdit. – Марк, смеясь, уходит от плачущей сестры.
Aemilia accurrit et Iūliam oculōs tergēre ac laetam esse iubet: "Tergē oculōs, Iūlia! Es laeta! Quid manū tenēs?" – Эмилия бежит и велит Юлии вытереть глаза и быть весёлой: «Вытри глаза, Юлия! Будь весела! Что держишь в руке?»
"Nīdum cum pullīs teneō" inquit Iūlia, et matrī nīdum et pullōs ostendit. – «Держу гнездо с птенцами», – грит Юлия, и показывает матери гнездо и птенцов.
Aemilia nīdum aspiciēns "At mortuī sunt pullī!" inquit, "Cūr eōs pullōs foedōs nōn relinquis et mēcum venīs in vīllam?" – Эмилия, глядя на гнездо: «Но мёртвые птенцы, – грит. Почему не оставишь этих безобразных птенцов и не пойдёшь со мной на виллу?»
Haec verba audiēns Iūlia rūrsus plōrāre incipit. – Слыша эти слова, Юлия снова начинает рыдать.
Aemilia: "Dēsine plōrāre, Iūlia! Venī in cubiculum! Fessa es." – Эмилия: «Хватит рыдать, Юлия! Иди в спальню. Ты уставшая».
Iūlia exclāmat: "Nōn sum fessa! Nōn sum fessa!" sed māter manum eius capit et eam sēcum in vīllam dūcit. – Юлия восклицает: «Я не уставшая! Не уставшая!» – но мать берёт её за руку и ведёт её с собой на виллу.
Nīdus ad terram cadit. Quattuor pullī mortuī in herbā iacent. – Гнездо падает на землю. Четыре мёртвых птенца лежат в траве.

Iam Iūlia quiēta in lectulō suō dormit. Servī autem quiētī nōn sunt, sed canunt et rīdent, quia dominum nōn vident; servī enim dominum sevērum ā vīllā abesse putant. – Теперь тихая Юлия спит в своей кроватке. Рабы же не тихие, но поют и смеются, потому что не видят хозяина; потому что рабы считают, что строгий хозяин далеко от виллы.
Sed Iūlius, quī in peristȳlō est, servōs canere et rīdēre audit eōsque quiētōs esse iubet: "Este quiētī, servī! Cūr canitis et rīdētis, dum Iūlia dormit?" – Но Юлий, который в перистиле, слышит, как рабы поют и смеются, и приказывает им затихнуть: «Тише, рабы! Почему смеётесь и поёте, когда Юлия спит?»
Respondent servī: "Canimus et rīdēmus quia laetī sumus. Nōnne tū canis et rīdēs cum laetus es?" – Рабы отвечают: «Поём и смеёмся, потому что веселы. Разве ты не поёшь и смеёшься, когда весел?»
Dominus īrātus magnā vōce clāmat: "Tacēte!!! Ego dominus sum, vōs servī estis! Iūlia dormit." – Рассерженный хозяин громким голосом восклицает: «Молчите!!! Я хозяин здесь, вы рабы! Юлия спит».
Puella dormiēns clāmōre patris excitatur. Iūlia ē lectō surgit atque ē cubiculō exit. – Спящая девочка просыпается от крика отца. Юлия встаёт из кроватки и выходит из спальни.
Iūlius fīliam suam venīre videt eamque interrogat: "Quid nōn dormīs, Iūlia?" – Юлий видит, как идёт его дочь, и спрашивает её: «Почему не спишь, Юлия?»
Iūlia: "Nōn dormiō, quod tē clāmāre audiō; itaque nōn possum dormīre. Cūr clāmās, pater?" – Юлия: «Не сплю, потому что слышу, как ты кричишь; из-за этого не могу спать. Почему кричишь, отец?»
Iūlius: "Ego servōs clāmantēs tacēre iubeō. Nōnne servōs improbōs clāmāre audīs?" – Юлий: «Я приказываю кричащим рабам замолчать. Разве ты не слышишь, как кричат негодные рабы?»