Colloquium 21

[_Swetlana]

Коллоквиум взят hīc

Аудио Colloquium 21 - L. Amadeus Ranierius

[_Swetlana]

COLLOQVIUM ŪNUM ET VĪCĒSIMUM
Persōnae: Diodōrus, Symmachus, Sextus

Viae oppidī, quae paulō ante plēnae erant hominum, iam propter tonitrum atque imbrem vacuae sunt. Hominēs enim fulgura tonitrumque metuunt neque per imbrem ambulāre volunt. Diodōrus quoque cum amīcō suō Symmachō sub tēctō manet. Iterum atque iterum taberna obscūra fulgure clārissimō illūstrātur. Inter tonitrūs amīcī colloquī ac vīnum bibere pergunt. Medicus iam novum pōculum vīnī plēnum tenet.
Diodōrus autem poculum vacuum in mēnsā pōnit et "Tempus iam est" inquit "domum mē redīre. Post merīdiem hōram dormīre soleō."
Symmachus: "Per hunc tonitrum dormīre nōn potes. Manē sub tēctō atque alterum pōculum bibe mēcum!"
Diodōrus: "Num melius est bibere quam dormīre?"
Symmachus: "Certē vīnum bibere melius est quam per imbrem frīgidum ambulāre. Ecce vacuae sunt viae. Nēmō per hunc imbrem inter tot fulgura ambulāre audet."
Diodōrus alterum pōculum vīnī poscit. Tum viam aspiciēns puerum sōlum ambulantem videt atque "Vidēsne" inquit "parvum puerum quī nec fulgura nec imbrem metuit?"
Symmachus puerum vocat: "Heus, puer! Venī sub tēctum! Nōlī per imbrem frīgidum ambulāre!"

Ad vōcem Symmachī puer se vertit et tabernam adit. Nōn sōlum ūmida, sed etiam sordida sunt vestīmenta eius, atque faciēs cruōre et sordibus operītur. Itaque Diodōrus nōn cognōscit discipulum suum Sextum, neque Sextus in tabernā obscūrā magistrum suum cognōscit.
Symmachus puerum sordidum spectāns exclāmat: "Ō, quam sordidus es, puer! Unde venīs et quō is?"
Sextus respondet: "Ē lūdō veniō et domum eō."
At Symmachus "Nōn rēctā viā" inquit "ē lūdō venīs."
Hīc taberna novō fulgure illūstrātur. Symmachus cruōrem in faciē puerī cōnspiciēns "Quid?" inquit, "unde est cruor ille? Num magister lūdī ōs tuum ita pulsāvit?"
Simul Sextus magistrum suum inter hominēs bibentēs cognōscit et "Salvē" inquit, "magister!"
Symmachus Diodōrō "Tūne" inquit "eius puerī es magister?"
"lta sum" inquit Diodōrus, "Iam discipulum meum cognōscō. Sextus est discipulus meus optimus."
Ad hoc Symmachus "At tū" inquit "magister es sevērissimus, sī discipulum tuum optimum pugnō pulsāvistī!"
Diodōrus: "Ego nōn pulsāvī eum."
Symmachus: "Sed ecce cruor in faciē puerī. Aliquis ōs et nāsum eius pulsāvit. Quis tē pulsāvit, puer?"
Tacente Sextō, Diodōrus "Certē" inquit "is cum aliīs puerīs pugnāvit et ab iīs pulsātus est."
Symmachus: "Nōn magistrum, sed discipulum interrogāvī. Tū respondē, Sexte: ā quō pulsātus es?"
Sextus: "Ā Mārcō pulsātus sum. Sed ego ipse Mārcum pulsāvī."
Diodōrus: "Cūr tū Mārcum pulsāvistī?"
Sextus: "Quia puer improbus est. Prīmum dīxit 'mātrem meam turpem esse', deinde mē 'puerum barbarum' appellāvit! Itaque eum pulsāvī!"

[_Swetlana]

Diodōrus: "Profectō nōn sine causā Mārcum pulsāvistī. Ego tē nōn reprehendō. Sed quid tū ipse ab eō pulsātus es? Nōn putō Mārcum tam validum esse quam tē."
Sextus: "Nōn ā Mārcō sōlō, sed ā Mārcō et Titō pulsātus sum. Duo puerī mē ūnum pulsāvērunt!"
Diodōrus: "Ubi pugnāvistis?"
Sextus: "Pugnāvimus in viā nōn procul ā portā."
Symmachus: "Cūr tam sordida est vestis tua?"
Sextus: "Quia humī iacuī. Sed vestis Mārcī tam sordida est quam mea: is quoque humī iacuit." Sīc Sextus dē pugnā puerōrum nārrāre pergit.

Symmachus, postquam omnia audīvit, "Iam satis nōbīs nārrāvistī" inquit "de pugnā vestrā. Ostende mihi tabulam tuam! Magister iam dīxit 'tē esse discipulum optimum'."
Sextus medicō tabulam ostendit, in quā litterae scrīptae sunt.
Symmachus litterās legere cōnātur et "Hās litterās foedās" inquit "vix legere possum."
Diodōrus: "Quid ais? Nōnne pulchrae tibi videntur litterae Sextī? Ego illās litterās laudāvī: dīxī 'Sextum et pulchrē et rēctē scrīpsisse' ."
Symmachus: "Tūne hās litterās foedās laudāvistī? Neque sōlum foedē, sed etiam prāvē scrīpsit discipulus tuus optimus! Itane tū eum scrībere docuistī?"
"Ego Sextum pulchrē et rēctē scrībere docuī" inquit Diodōrus, "Dā mihi tabulam!" Et, postquam tabulam in manūs sūmpsit: "Quid hoc est? Tūne hās litterās scrīpsistī?"
Sextus: "Quārē id mē interrogās, magister? Certē ego litterās scrīpsī, atque tū eās laudāvistī: dīxistī 'mē pulcherrimē et rēctissimē scrīpsisse'."
Diodōrus: "Hae litterae foedissimae ā tē scrīptae nōn sunt. Nōn tua, sed Mārcī est haec tabula. Cūr tū tabulam Mārcī tēcum fers? Vōsne tabulās mūtāvistis?"
Sextus: "Nesciēbam mē tabulam aliēnam ferre. Sed iam intellegō Mārcum tabulās mūtāvisse. Eum putō meam tabellam sūmpsisse."
Symmachus: "Cūr Mārcus tabellās mūtāvit?"
Diodōrus: "Stultē interrogās, medice. Mārcus patrī suō tabellam Sextī ostendet atque dīcet 'sē eās litterās pulchrās scrīpsisse' ."
Symmachus: "Et simul Sextus patrī suō hanc tabellam ostendet atque dīcet 'Mārcum hās litterās foedās scrīpsisse'."
Diodōrus: "Rēctē dīcis. Sed neque Iūlius, pater Marcī, neque Cornēlius, pater Sextī, fīliō suō crēdet. Iam nōn sōlum lūlius, sed etiam Cornēlius dīcet 'mē esse pessimum magistrum' !"
Sextus: "Meus pater mihi crēdet: scit enim mē nōn mentīrī. Ego semper vērum dīcō ac parentibus meīs pareō."
Symmachus: "Sī id vērum est, profectō nōn sōlum bonus discipulus es, sed etiam bonus fīlius."
Diodōrus: "Bonus fīlius semper rēctā viā ē lūdō domum redīre dēbet."
Sextus: "Ego rēctā viā redīre soleō. Hodiē vērō Mārcus rīdēns dīxit 'mē, ut fīliolum probum, semper rēctā viā ad mammam meam redīre!' Ita Mārcus mē sēcum dūxit."
Symmachus: "Ergō nōn parentibus, sed Mārcō pāruistī hodiē."
Sextus: "Est ut dīcis: Mārcō pāruī – sed paulō post pulsāvī eum! Iam rēctā viā domum ībō ac parentibus meīs nārrābō hoc quod vērum est: 'Mārcum mātrem meam fēminam turpem et mē puerum barbarum appellāvisse! ' Tum māter nōn mihi, sed Mārcō īrāta erit, atque gaudēbit puerum illum improbum ā mē pulsātum esse!"
Hoc dīcēns Sextus ex tabernā exit et domum īre pergit.

[_Swetlana]

COLLOQVIUM ŪNUM ET VĪCĒSIMUM - ДИАЛОГ ДВАДЦАТЬ ПЕРВЫЙ
Persōnae: Diodōrus, Symmachus, Sextus - Действующие лица: Диодор, Сюмах, Секст

Viae oppidī, quae paulō ante plēnae erant hominum, iam propter tonitrum atque imbrem vacuae sunt. Hominēs enim fulgura tonitrumque metuunt neque per imbrem ambulāre volunt. Diodōrus quoque cum amīcō suō Symmachō sub tēctō manet. Iterum atque iterum taberna obscūra fulgure clārissimō illūstrātur. Inter tonitrūs amīcī colloquī ac vīnum bibere pergunt. Medicus iam novum pōculum vīnī plēnum tenet. – Дороги города, которые чуть раньше были полны людей, теперь из-за раскатов грома, а также дождя, пусты.  Потому что люди боятся грома и молнии и не хотят идти под дождём. Диодор тоже со своим другом Сюмахом остаётся под крышей.  Снова и снова тёмная таверна освещается ярчайшей молнией. Между ударами грома друзья продолжают беседовать и пить вино. Лекарь уже держит новую чашу, полную вина.
Diodōrus autem poculum vacuum in mēnsā pōnit et "Tempus iam est" inquit "domum mē redīre. Post merīdiem hōram dormīre soleō." – Д. же ставит на стол пустую чашу и «Пора, – грит, – мне возвращаться домой. После полудня я обычно час сплю».
Symmachus: "Per hunc tonitrum dormīre nōn potes. Manē sub tēctō atque alterum pōculum bibe mēcum!" – С.: «Под такие раскаты грома не сможешь спать. Оставайся под крышей и выпей со мной вторую чашу!»
Diodōrus: "Num melius est bibere quam dormīre?" – Д.: «Неужели лучше пить, чем спать?»
Symmachus: "Certe vīnum bibere melius est quam per imbrem frīgidum ambulāre. Ecce vacuae sunt viae. Nēmō per hunc imbrem inter tot fulgura ambulāre audet." – С.: «Конечно, лучше пить вино, чем ходить под холодным дождём. Посмотри: дороги пусты. Никто не хочет идти под  таким дождём среди многочисленных молний».
Diodōrus alterum pōculum vīnī poscit. Tum viam aspiciēns puerum sōlum ambulantem videt atque "Vidēsne" inquit "parvum puerum quī nec fulgura nec imbrem metuit?" – Д. спрашивает вторую чашу вина. Затем, глядя на дорогу, видит одиноко идущего мальчика и: «Видишь, – грит, – маленького мальчика, который не боится ни дождя, ни молний?»
Symmachus puerum vocat: "Heus, puer! Venī sub tēctum! Nōlī per imbrem frīgidum ambulāre!" – С. зовёт мальчика: «Эй, мальчик! Иди под крышу! Не ходи под холодным дождём!»
Ad vōcem Symmachī puer se vertit et tabernam adit. Nōn sōlum ūmida, sed etiam sordida sunt vestīmenta eius, atque faciēs cruōre et sordibus operītur. Itaque Diodōrus nōn cognōscit discipulum suum Sextum, neque Sextus in tabernā obscūrā magistrum suum cognōscit. – Мальчик оборачивается на зов Сюмаха и идёт к таверне. Его одежда не только мокрая, но и грязная, а лицо покрыто кровоподтёками и синяками. Поэтому ни Диодор не узнает своего ученика Секста, ни Секст в тёмной таверне не узнаёт своего учителя.
Symmachus puerum sordidum spectāns exclāmat: "Ō, quam sordidus es, puer! Unde venīs et quō is?" – С., видя грязного мальчика, восклицает: «О, как ты грязен, мальчик! Откуда идёшь и куда?»
Sextus respondet: "Ē lūdō veniō et domum eō." – Секст отвечает: «Иду домой из школы».
At Symmachus "Nōn rēctā viā" inquit "ē lūdō venīs." – А Сюмах: «Не прямой дорогой, – грит, – ты идёшь из школы».
Hīc taberna novō fulgure illūstrātur. Symmachus cruōrem in faciē puerī cōnspiciēns "Quid?" inquit, "unde est cruor ille? Num magister lūdī ōs tuum ita pulsāvit?" – Тут таверна освещается новой молнией. Сюмах, замечая на лице мальчика кровоподтёки: «Что? – грит. – Откуда эта кровь? Неужели школьный учитель так ударил твои губы?»
Simul Sextus magistrum suum inter hominēs bibentēs cognōscit et "Salvē" inquit, "magister!" – В этот момент Секст узнаёт среди пьющих своего учителя и «Здравствуй, учитель!» – грит.
Symmachus Diodōrō "Tūne" inquit "eius puerī es magister?" – Сюмах Диодору: «Ты ли, – грит, – учитель этого мальчика?»
"lta sum" inquit Diodōrus, "Iam discipulum meum cognōscō. Sextus est discipulus meus optimus." – «Да, я, – отвечает Диодор, – теперь узнаю моего ученика. Секст – мой лучший ученик».
Ad hoc Symmachus "At tū" inquit "magister es sevērissimus, sī discipulum tuum optimum pugnō pulsāvistī!" – На это Сюмах: «А ты, – грит, – строжайший учитель, если своего лучшего ученика ударил кулаком!»
Diodōrus: "Ego nōn pulsāvī eum." – Д.: «Я не бил его».
Symmachus: "Sed ecce cruor in faciē puerī. Aliquis ōs et nāsum eius pulsāvit. Quis tē pulsāvit, puer?" – С.: «Но вот кровь на лице мальчика. Кто-то разбил ему губы и нос. Кто тебя ударил, мальчик?»
Tacente Sextō, Diodōrus "Certē" inquit " is cum aliīs puerīs pugnāvit et ab iīs pulsātus est." – В то время как Секст молчит, Диодор: «Очевидно, – грит, – что он подрался с другими мальчиками и был ими побит».
Symmachus: "Nōn magistrum, sed discipulum interrogāvī. Tū respondē, Sexte: ā quō pulsātus es?" – С.: «Не учителя спрашивал, а ученика. Ты отвечай, Секст: Кем ты ударен?»
Sextus: "Ā Mārcō pulsātus sum. Sed ego ipse Mārcum pulsāvī." – Секст: «Марком был ударен. Но я сам Марка ударил».
Diodōrus: "Cūr tū Mārcum pulsāvistī?" – Д.: «Почему ты ударил Марка?»
Sextus: "Quia puer improbus est. Prīmum dīxit 'mātrem meam turpem esse', deinde mē 'puerum barbarum' appellāvit! Itaque eum pulsāvī!" – Секст: «Потому что он плохой мальчик. Вначале сказал, что моя мать уродлива, затем назвал меня мальчиком-варваром! Поэтому его ударил!»
Diodōrus: "Profectō nōn sine causā Mārcum pulsāvistī. Ego tē nōn reprehendō. Sed quid tū ipse ab eō pulsātus es? Nōn putō Mārcum tam validum esse quam tē." – Д.: «Разумеется, не без причины Марка ударил. Я тебя не порицаю. Но почему ты сам был им побит? Не считаю Марка таким сильным, как ты».
Sextus: "Nōn ā Mārcō sōlō, sed ā Mārcō et Titō pulsātus sum. Duo puerī mē ūnum pulsāvērunt!" – Секст: «Не одним Марком, но Марком и Титом был побит. Двое мальчиков били одного меня!»
Diodōrus: "Ubi pugnāvistis?" – Д.: «Где дрались?»
Sextus: "Pugnāvimus in viā nōn procul ā portā." – Секст: «Дрались на дороге недалеко от ворот».
Symmachus: "Cūr tam sordida est vestis tua?" – С.: «Почему так грязна твоя одежда?»
Sextus: "Quia humī iacuī. Sed vestis Mārcī tam sordida est quam mea: is quoque humī iacuit." Sīc Sextus dē pugnā puerōrum nārrāre pergit. – Секст: «Потому что лежал на земле. Но одежда Марка такая же грязная, как моя: он тоже на земле лежал». Так Секст продолжает рассказывать о драке мальчиков.

[_Swetlana]

Symmachus, postquam omnia audīvit, "Iam satis nōbīs nārrāvistī" inquit "de pugnā vestrā. Ostende mihi tabulam tuam! Magister iam dīxit 'tē esse discipulum optimum'."  - Сюмах, после того, как всё выслушал: "Достаточно уже нам рассказал, - грит, - про вашу драку. Покажи мне твою табличку! Учитель говорил, что ты - лучший ученик".
Sextus medicō tabulam ostendit, in quā litterae scrīptae sunt. - Секст лекарю показывает табличку, на которой написаны буквы.
Symmachus litterās legere cōnātur et "Hās litterās foedās" inquit "vix legere possum." - Сюмах пытается читать буквы и: "Эти буквы ужасны, - грит, - едва могу прочитать".
Diodōrus: "Quid ais? Nōnne pulchrae tibi videntur litterae Sextī? Ego illās litterās laudāvī: dīxī 'Sextum et pulchrē et rēctē scrīpsisse' ." - Д.: "Что такое? Разве буквы Секста тебе не кажутся красивыми? Я похвалил эти буквы: сказал, что Секст написал и правильно, и красиво".
Symmachus: "Tūne hās litterās foedās laudāvistī? Neque sōlum foedē, sed etiam prāvē scrīpsit discipulus tuus optimus! Itane tū eum scrībere docuistī?" - Сюмах: "Неужели ты эти безобразные буквы похвалил? Не только безобразно, но ещё и неправильно написал твой лучший ученик! Так ли ты его учил писать? "
"Ego Sextum pulchrē et rēctē scrībere docuī" inquit Diodōrus, "Dā mihi tabulam!" Et, postquam tabulam in manūs sūmpsit: "Quid hoc est? Tūne hās litterās scrīpsistī?" - "Я Секста учил писать правильно и красиво, - грит Диодор, - дай мне табличку!" И, чуть погодя, взял табличку в руку: "Что это такое? Разве ты эти буквы написал?"
Sextus: "Quārē id mē interrogās, magister? Certē ego litterās scrīpsī, atque tū eās laudāvistī: dīxistī 'mē pulcherrimē et rēctissimē scrīpsisse'." - Секст: "Почему это меня спрашиваешь, учитель? Конечно, я буквы написал, и ты их похвалил: сказал, что я написал наиболее правильно и красиво".
Diodōrus: "Hae litterae foedissimae ā tē scrīptae nōn sunt. Nōn tua, sed Mārcī est haec tabula. Cūr tū tabulam Mārcī tēcum fers? Vōsne tabulās mūtāvistis?" - Д.: "Эти ужаснейшие буквы не тобой были написаны. Не твоя, а Марка эта табличка. Почему ты носишь с собой табличку Марка? Вы поменялись табличками?"
Sextus: "Nesciēbam mē tabulam aliēnam ferre. Sed iam intellegō Mārcum tabulās mūtāvisse. Eum putō meam tabellam sūmpsisse." - Секст: "Не знал, что ношу с собой чужую табличку. Но теперь понимаю, что Марк поменял таблички. Думаю, что он взял мою табличку".
Symmachus: "Cūr Mārcus tabellās mūtāvit?" - С.: "Почему Марк поменял таблички?"
Diodōrus: "Stultē interrogās, medice. Mārcus patrī suō tabellam Sextī ostendet atque dīcet 'sē eās litterās pulchrās scrīpsisse' ." - Д.: "Глупый вопрос, лекарь. Марк покажет своему отцу табличку Секста и скажет, что он написал эти красивые буквы".
Symmachus: "Et simul Sextus patrī suō hanc tabellam ostendet atque dīcet 'Mārcum hās litterās foedās scrīpsisse'." - С.: "И одновременно Секст покажет своему отцу эту табличку и скажет, что Марк написал эти безобразные буквы".
Diodōrus: "Rēctē dīcis. Sed neque Iūlius, pater Marcī, neque Cornēlius, pater Sextī, fīliō suō crēdet. Iam nōn sōlum lūlius, sed etiam Cornēlius dīcet 'mē esse pessimum magistrum' !" - Д.: "Верно говоришь. Но никто, ни Юлий, отец Марка, ни Корнелий, отец Секста, не поверит своему сыну. Теперь не только Юлий, но ещё и Корнелий скажет, что я никудышный учитель!"
Sextus: "Meus pater mihi crēdet: scit enim mē nōn mentīrī. Ego semper vērum dīcō ac parentibus meīs pareō." - Секст: "Мой отец мне верит: ибо знает, что я не обманываю. Я всегда говорю правду и слушаюсь своих родителей".
Symmachus: "Sī id vērum est, profectō nōn sōlum bonus discipulus es, sed etiam bonus fīlius." - Сюмах: "Если это правда, несомненно, ты не только хороший ученик, но и хороший сын."
Diodōrus: "Bonus fīlius semper rēctā viā ē lūdō domum redīre dēbet." - Д.: "Хороший сын должен всегда прямой дорогой домой из школы возвращаться".
Sextus: "Ego rēctā viā redīre soleō. Hodiē vērō Mārcus rīdēns dīxit 'mē, ut fīliolum probum, semper rēctā viā ad mammam meam redīre!' Ita Mārcus mē sēcum dūxit." - Секст: "Обычно я возвращаюсь прямой дорогой. Сегодня, однако, Марк, смеясь, сказал, что я, как хороший сыночек, всегда возвращаюсь к своей мамочке прямой дорогой! Так Марк повёл меня с собой".
Symmachus: "Ergō nōn parentibus, sed Mārcō pāruistī hodiē." - Сюмах: "Значит, ты сегодня не родителей, а Марка послушался".
Sextus: "Est ut dīcis: Mārcō pāruī – sed paulō post pulsāvī eum! Iam rēctā viā domum ībō ac parentibus meīs nārrābō hoc quod vērum est: 'Mārcum mātrem meam fēminam turpem et mē puerum barbarum appellāvisse! ' Tum māter nōn mihi, sed Mārcō īrāta erit, atque gaudēbit puerum illum improbum ā mē pulsātum esse!" - Секст: "Так и есть, как ты говоришь: послушался Марка - но чуть погодя ударил его! Теперь прямой дорогой пойду домой и родителям своим расскажу правду: что Марк называл мою мать безобразной, а меня - варваром! Тогда моя мать разгневается не на меня, а на Марка, и обрадуется, что тот негодник был мной побит!"
Hoc dīcēns Sextus ex tabernā exit et domum īre pergit. - Сказав так, Секст выходит из таверны и продолжает свой путь к дому.